Рубрики
Архивы


Сегодня, 6 октября – День памяти русской писательницы Надежды Александровны Лохвицкой, известной под псевдонимом Тэффи. Популярность ее коротких смешных (не без печали, а порой и не без горечи) рассказов была безмерна. Ее читали все — от императора Николая II до гимназистов. В ее рассказах искали легкое веселое чтение, позволяющее отдохнуть и отвлечься от повседневности. А находили мудрость, доброту и милосердие – и оказывалось, это именно то, чего всем по-настоящему не хватало. В очень непростые времена она щедро дарила радость тысячам своих соотечественников, разбросанных по всему миру. 72 года назад в Париже закончился земной путь Надежды Лохвицкой, больше известной как Тэффи.

Лето 1919 года. Новороссийск. На набережной у парохода «Великий князь Александр Михайлович» суета, прощальные выкрики, спешные наставления и обещания… Минута, другая – и набитый до отказа пароход, вздрогнув, начинает отплывать, оставляя за собой две полосы – белую в воде и черную в небе.

Родные берега уже позади. Впереди, покуда достает взгляд – неизвестная даль, широкий необъятный простор. Каждый из пассажиров этой огромной махины в глубине души надеется, что необходимость разорвать связь с домом, родными, друзьями, перевернуть всю жизнь с ног на голову – если и не страшный сон, то временная мера, и еще немного – все вернется в прежнее русло… Среди отплывающих была и знаменитая Тэффи, за спиной которой оставалась беспрецедентная популярность и всеобщая любовь. Прошлое казалось неправдоподобно блестящим. Будущее было пугающе неизвестным… (Читайте на Правмире: https://www.pravmir.ru/moya-zhizn-anekdot-a-znachit-tragediya-pamyati-nadezhdyi-teffi/)

 

 

Судя по воспоминаниям писательницы, в статье Тамары Скок,  читаем, что было у нее несколько настоящих увлечений. Во-первых, геммологическое, связанное с камнями. Тэффи нравилось разглядывать индийские и уральские «благородные камни», выпытывать тайны у знатоков, рассматривать, как играют под лампой разложенные на черном бархате «синие, зеленые, красные огоньки». Вот изумруд. Если его показать змее, у нее потекут слёзы: этот цвет напоминает ей об утраченном рае и собственном грехе. Вот аметист, камень целомудрия и смирения. О нем у Тэффи есть такие стихотворные строчки:

Побледнел мой камень драгоценный,
Мой любимый темный аметист.
Этот знак, от многих сокровенный,
Понимает тот, кто сердцем чист…

Кошка, которая гуляет сама по себе. Наверное, это про Тэффи. Тут и грация, и природное очарование, и закрытость. Любовь к кошкам для нее – способ отличить своего от чужого: «Люди для меня делятся на тех, кто любит кошек и кто их не любит. Человек, не любящий кошек, никогда не станет моим другом. И наоборот, если он кошек любит, я ему многое за это прощаю и закрываю глаза на его недостатки». Того, кто кошками не интересуется, Тэффи считала человеком с изъяном, подозрительным и неполноценным типом. «Вот даже Вера Николаевна Бунина – на что уж, кажется, она добра и мила, а что она не переносит кошек, боится их, как стена между ней и мной. Близости, дружбы между нами настоящей быть не может. Всегда чувствую отчужденность. Симпатизирую ей сдержанно, признаю все ее бесспорные качества. Но кошек ей простить не могу», – признавалась Тэффи. На вопрос, есть ли у нее стихи о кошках, писательница отвечала, что «кошачьих стихов» у нее набралось бы на целый том, «но они слишком интимны, чтобы их обнародовать, предавать гласности». И. Одоевцева вспоминает, как Тэффи в шутку и всерьез говорила, что у нее есть «целый кошачий эпос», в котором на правах главных героев фигурируют брутальный Тигрокот и нежная Белолапка, «кошачьи Тристан и Изольда или Ромео и Джульетта», и что в ее произведениях много «других вымышленных кошек и котов».

Действительно, в рассказах писательницы коты наследили изрядно. То они верховодят в доме и носят человечьи имена, как обнаглевшие Яков-Николай и Франц из рассказа «Кошки», то становятся мистической кошкой Питти, которая в финале оказывается попугаем, но самым волшебным образом успевает наладить жизнь нескольких соседей своего хозяина («Кошка господина Фуртенау»). Даже симпатичным ей героям Тэффи в знак своего расположения придает «кошачьи черты»: вот щурится и жмурится «глава семьи, дядя Тёма, круглый с седыми усами, похожий на огромного кота» («Книга Июнь»), а вот «совсем кошка» Оленька морщит носик, трется щекой, ласкаясь, и почти каждый раз подобные сравнения – это комплимент для персонажа.

В сентябрьском номере журнала «Родина» Яков Миркин знакомит нас с двумя знаменитыми русскими писателями — он и она — в золотом возрасте от 67 до 74 лет почти одновременно написали во Франции книги о любви. Она — Надежда Тэффи, всю жизнь – красавица, выпустила книжку в Париже, желтенькую, захватывающую — «Все о любви» с 30 рассказами (1946). Более чем достаточно, чтобы погрузиться в пучины страсти и поделиться собственным опытом (о нем история рассказывает слабо).

Он – Иван Бунин, мэтр, лауреат Нобелевской премии, во многих красках (позолота, сияние лета) нам рассказал в своих «Темных аллеях», как прекрасно жить и как можно вечно любить, никогда не переставая. Все о любви. Сделал он это в эмигрантских журналах в ту губительную эпоху (1937−1944), когда, может быть, только любовь могла спасти, если повезет.

Они были впечатлены друг другом. Но какая же разная у них любовь!

Мы – совершенно разные. Венера и Марс. Она — и он. Хитросплетения – и непреклонный шаг.

Никто из сильной половины человечества не написал бы:

«Грызутся злые кошки
У злых людей в сердцах
Мои танцуют ножки
На красных каблучках…»

Это – Тэффи, умница, женщина, радость. А то, конечно, мужской стих:

«И стройна, высока с преклоненными взорами Ева,

И к бедру ее круглому гривою ластится Лев

И в короне Павлин громко кличет с запретного Древа

О блаженном стыде искушаемых дев».

Это — Бунин, вечный Бунин, всегда существующий, дарящий нам радость.

Какое счастье, когда есть Венера! Какая радость, когда тот, кому 82, может написать той, кому за 80: «Целую Ваши ручки и ножки!». Это Бунин — Тэффи.

Надежда Тэффи и ее книга «Все о любви». «И вот зимой, когда прошла осень, зазвонил телефон и раздался женский голос: «Это я! Я! Я!». На что он, конечно, спросил, кто это, ибо ему некогда решать загадки. «Значит, вы не узнали моего голоса? — с отчаянием ответила собеседница». Тут Платонов назвал Веру Петровну. «Вера Петровна? Вот как… Если так, то ничего… Мне ничего не нужно…». И вдруг он вспомнил: Да ведь это маленькая! Маленькая на Волге! Господи, что же это я наделал! Так обидеть маленькую!

—Я узнал! Я узнал — кричал он в трубку, сам удивляясь и радости своей и отчаянию. — Ради Бога! Ради Бога! Ведь я же узнал! Но уже никто не отзывался».

Иван Бунин и его книга «Темные аллеи». Мужской рассказ. Никакой хитрости. Никаких отчаянных поворотов. Спокойное следование к конечной цели. «Он в коридоре обнял ее. Она гордо, с негой посмотрела на него через плечо. Он с ненавистью страсти и любви чуть не укусил ее в щеку. Она, через плечо, вакхически подставила ему губы». Ну и так далее. А потом, конечно, «сжав зубы, она лежала с закрытыми глазами и уже со скорбным успокоением на побледневшем и совсем молодом лице». Как закончить? Обычно. Прощай навсегда, но буду помнить всю жизнь. Перед вечером, когда пароход причалил там, где ей нужно было сходить, она стояла возле него тихая, с опущенными ресницами. Он поцеловал ее холодную ручку с той любовью, что остается где-то в сердце на всю жизнь, и она, не оглядываясь, побежала вниз по сходням в грубую толпу на пристани». Бунин, сам Бунин, был там, не игрушечное дело было на пароходе, помнил, поминал. Строки для вечности.

 

 По материалам журнала «Родина»  Л. Человская, гл. библиограф

Яндекс.Метрика