Рубрики
Архивы


Сегодня, 6 октября – День памяти русской писательницы Надежды Александровны Лохвицкой, известной под псевдонимом Тэффи. Популярность ее коротких смешных (не без печали, а порой и не без горечи) рассказов была безмерна. Ее читали все — от императора Николая II до гимназистов. В ее рассказах искали легкое веселое чтение, позволяющее отдохнуть и отвлечься от повседневности. А находили мудрость, доброту и милосердие – и оказывалось, это именно то, чего всем по-настоящему не хватало. В очень непростые времена она щедро дарила радость тысячам своих соотечественников, разбросанных по всему миру. 72 года назад в Париже закончился земной путь Надежды Лохвицкой, больше известной как Тэффи.

Лето 1919 года. Новороссийск. На набережной у парохода «Великий князь Александр Михайлович» суета, прощальные выкрики, спешные наставления и обещания… Минута, другая – и набитый до отказа пароход, вздрогнув, начинает отплывать, оставляя за собой две полосы – белую в воде и черную в небе.

Родные берега уже позади. Впереди, покуда достает взгляд – неизвестная даль, широкий необъятный простор. Каждый из пассажиров этой огромной махины в глубине души надеется, что необходимость разорвать связь с домом, родными, друзьями, перевернуть всю жизнь с ног на голову – если и не страшный сон, то временная мера, и еще немного – все вернется в прежнее русло… Среди отплывающих была и знаменитая Тэффи, за спиной которой оставалась беспрецедентная популярность и всеобщая любовь. Прошлое казалось неправдоподобно блестящим. Будущее было пугающе неизвестным… (Читайте на Правмире: https://www.pravmir.ru/moya-zhizn-anekdot-a-znachit-tragediya-pamyati-nadezhdyi-teffi/)

 

 

Судя по воспоминаниям писательницы, в статье Тамары Скок,  читаем, что было у нее несколько настоящих увлечений. Во-первых, геммологическое, связанное с камнями. Тэффи нравилось разглядывать индийские и уральские «благородные камни», выпытывать тайны у знатоков, рассматривать, как играют под лампой разложенные на черном бархате «синие, зеленые, красные огоньки». Вот изумруд. Если его показать змее, у нее потекут слёзы: этот цвет напоминает ей об утраченном рае и собственном грехе. Вот аметист, камень целомудрия и смирения. О нем у Тэффи есть такие стихотворные строчки:

Побледнел мой камень драгоценный,
Мой любимый темный аметист.
Этот знак, от многих сокровенный,
Понимает тот, кто сердцем чист…

Кошка, которая гуляет сама по себе. Наверное, это про Тэффи. Тут и грация, и природное очарование, и закрытость. Любовь к кошкам для нее – способ отличить своего от чужого: «Люди для меня делятся на тех, кто любит кошек и кто их не любит. Человек, не любящий кошек, никогда не станет моим другом. И наоборот, если он кошек любит, я ему многое за это прощаю и закрываю глаза на его недостатки». Того, кто кошками не интересуется, Тэффи считала человеком с изъяном, подозрительным и неполноценным типом. «Вот даже Вера Николаевна Бунина – на что уж, кажется, она добра и мила, а что она не переносит кошек, боится их, как стена между ней и мной. Близости, дружбы между нами настоящей быть не может. Всегда чувствую отчужденность. Симпатизирую ей сдержанно, признаю все ее бесспорные качества. Но кошек ей простить не могу», – признавалась Тэффи. На вопрос, есть ли у нее стихи о кошках, писательница отвечала, что «кошачьих стихов» у нее набралось бы на целый том, «но они слишком интимны, чтобы их обнародовать, предавать гласности». И. Одоевцева вспоминает, как Тэффи в шутку и всерьез говорила, что у нее есть «целый кошачий эпос», в котором на правах главных героев фигурируют брутальный Тигрокот и нежная Белолапка, «кошачьи Тристан и Изольда или Ромео и Джульетта», и что в ее произведениях много «других вымышленных кошек и котов».

Действительно, в рассказах писательницы коты наследили изрядно. То они верховодят в доме и носят человечьи имена, как обнаглевшие Яков-Николай и Франц из рассказа «Кошки», то становятся мистической кошкой Питти, которая в финале оказывается попугаем, но самым волшебным образом успевает наладить жизнь нескольких соседей своего хозяина («Кошка господина Фуртенау»). Даже симпатичным ей героям Тэффи в знак своего расположения придает «кошачьи черты»: вот щурится и жмурится «глава семьи, дядя Тёма, круглый с седыми усами, похожий на огромного кота» («Книга Июнь»), а вот «совсем кошка» Оленька морщит носик, трется щекой, ласкаясь, и почти каждый раз подобные сравнения – это комплимент для персонажа.

В сентябрьском номере журнала «Родина» Яков Миркин знакомит нас с двумя знаменитыми русскими писателями — он и она — в золотом возрасте от 67 до 74 лет почти одновременно написали во Франции книги о любви. Она — Надежда Тэффи, всю жизнь – красавица, выпустила книжку в Париже, желтенькую, захватывающую — «Все о любви» с 30 рассказами (1946). Более чем достаточно, чтобы погрузиться в пучины страсти и поделиться собственным опытом (о нем история рассказывает слабо).

Он – Иван Бунин, мэтр, лауреат Нобелевской премии, во многих красках (позолота, сияние лета) нам рассказал в своих «Темных аллеях», как прекрасно жить и как можно вечно любить, никогда не переставая. Все о любви. Сделал он это в эмигрантских журналах в ту губительную эпоху (1937−1944), когда, может быть, только любовь могла спасти, если повезет.

Они были впечатлены друг другом. Но какая же разная у них любовь!

Мы – совершенно разные. Венера и Марс. Она — и он. Хитросплетения – и непреклонный шаг.

Никто из сильной половины человечества не написал бы:

«Грызутся злые кошки
У злых людей в сердцах
Мои танцуют ножки
На красных каблучках…»

Это – Тэффи, умница, женщина, радость. А то, конечно, мужской стих:

«И стройна, высока с преклоненными взорами Ева,

И к бедру ее круглому гривою ластится Лев

И в короне Павлин громко кличет с запретного Древа

О блаженном стыде искушаемых дев».

Это — Бунин, вечный Бунин, всегда существующий, дарящий нам радость.

Какое счастье, когда есть Венера! Какая радость, когда тот, кому 82, может написать той, кому за 80: «Целую Ваши ручки и ножки!». Это Бунин — Тэффи.

Надежда Тэффи и ее книга «Все о любви». «И вот зимой, когда прошла осень, зазвонил телефон и раздался женский голос: «Это я! Я! Я!». На что он, конечно, спросил, кто это, ибо ему некогда решать загадки. «Значит, вы не узнали моего голоса? — с отчаянием ответила собеседница». Тут Платонов назвал Веру Петровну. «Вера Петровна? Вот как… Если так, то ничего… Мне ничего не нужно…». И вдруг он вспомнил: Да ведь это маленькая! Маленькая на Волге! Господи, что же это я наделал! Так обидеть маленькую!

—Я узнал! Я узнал — кричал он в трубку, сам удивляясь и радости своей и отчаянию. — Ради Бога! Ради Бога! Ведь я же узнал! Но уже никто не отзывался».

Иван Бунин и его книга «Темные аллеи». Мужской рассказ. Никакой хитрости. Никаких отчаянных поворотов. Спокойное следование к конечной цели. «Он в коридоре обнял ее. Она гордо, с негой посмотрела на него через плечо. Он с ненавистью страсти и любви чуть не укусил ее в щеку. Она, через плечо, вакхически подставила ему губы». Ну и так далее. А потом, конечно, «сжав зубы, она лежала с закрытыми глазами и уже со скорбным успокоением на побледневшем и совсем молодом лице». Как закончить? Обычно. Прощай навсегда, но буду помнить всю жизнь. Перед вечером, когда пароход причалил там, где ей нужно было сходить, она стояла возле него тихая, с опущенными ресницами. Он поцеловал ее холодную ручку с той любовью, что остается где-то в сердце на всю жизнь, и она, не оглядываясь, побежала вниз по сходням в грубую толпу на пристани». Бунин, сам Бунин, был там, не игрушечное дело было на пароходе, помнил, поминал. Строки для вечности.

 

 По материалам журнала «Родина»  Л. Человская, гл. библиограф

Оцени наши услуги

Яндекс.Метрика